Деревня Перечицы лежит на правом берегу р. Оредеж, на дороге Луга – Торковичи, напротив расположенного на противоположном берегу реки волостного центра – пос. Каменка. В далеком XV веке это было помещичье село, название которого писалось как Передчицы. Глядя на географические карты обращаешь внимание, что Перечицы и впрямь находятся на передовом рубеже: к северу от них простирается безлюдное пространство, если не считать входящих в Перечицкую округу деревенек Замошье (Большое Замошье) и уже несуществующую Неелово. Немудрено, что именно Перечицы, наряду с Тесовским городком, были первоочередным объектом нападения при всяком серьезном военном конфликте на этом древнерусском порубежье.

В «Переписной оброчной книге Вотской пятины» за 1500 год о Перечицах сказано, что село находилось «за Еремеем за Трусовым, сыном Воробьина» и далее читаем… «в селе Передчицах, в Кузьминском Фефилатова, что за Митею за Волковым, на Еремееве четверти: двор в большом сам Еремей, двор человек его Ермолка, а хрестьян двор Онтропко Гаврилков, двор Ивашко Тимошкин, двор Гридка Офонасов, сеют ржи 15 коробей, и сена косят на Еремея 70 колен, 3 обжи…».

В той же книге ниже сказано: Село Передчицы, на реце на Оредежи, а в нем церковь Великий Егорей» и далее об усадьбе «двор большой пуст» что означает, усадьба, как и все перечицкое поместье свободно от «старого боярина», а «новосведенному» (после присоединения Новгорода к Московскому княжеству) не передана. Но для нас, в данном случае, важно, что здесь мы впервые встречаем упоминание о церкви в Перечицах, в селе, которое не являлось центром погоста. Следовательно, перед нами храм, редкого для тех времен сельского прихода, система которых еще только зарождалась.

Одна их ярких страниц в истории Перечиц относится к XVII веку.

Столбовский мир 1617 г., заключенный между Россией и Швецией, обрек на иноземный гнет многочисленное русское население оставшейся за шведами Ижорской земли. Русские крестьяне и посадские люди во все возрастающем количестве стали перебегать из оккупированных земель на русские заставы и проситься «на государеву сторону», говоря «и хоти де нас государь велит перевешать, то нам де хоти попов дадут покаяться». К середине XVII века исход русских с Ижорской земли принял массовый характер. По требованию шведской стороны в 1649 г. в Стокгольм была направлена русская делегация во главе с окольничим, Борисом Ивановичем Пушкиным, представителем старшей, новгородской, линии рода Пушкиных. На какое-то время в русско-шведских отношениях установилось шаткое затишье, до тех пор, пока шведский король Карл X не вмешался в начавшуюся в 1654 г. войну Московского государства с Польшей из-за Украины и Белоруссии. Шведские отряды стали занимать города в Литве, вторгаясь и в уже завоеванные Россией места. В 1656 году напряженные отношения между Москвой и Стокгольмом вылились в откровенную войну.

В ее преддверии русские успели построить вдоль своей границы цепь острогов и застав. «Находясь в расстоянии 15 – 20 верст один от

другого, острожки преграждали дороги, шедшие из шведских владений в новгородские и псковские земли, охраняли переправы через порубежные реки». Перечицы также входили в состав этого оборонительного пояса – далекого предтечи героического Лужского рубежа, созданного на подступах к Ленинграду в начале Великой Отечественной войны.

5 июня русские ратники под командованием воеводы Сомерской волости Данилы Неплюева отразили шведский натиск на Сапский и Пелецкий броды на реке Луге. В это же время шведская флотилия вступила в Ладожское озеро, вступив 15 июня в бой с русскими судами у Зеленецкого острова и потерпев сокрушительное поражение. «Нападение, произведенное 15 июня, было согласовано с одновременной диверсией в другой части… театра военный действий. 17 июня отряд противника совершил набег на деревню Перечицы Бутковского погоста… Нападавшие разграбили и сожгли церковь, помещичьи и крестьянские дворы, угнали скот и забрали в плен 15 крестьян.

… Нападение на деревню Перечицы вызвало немедленную организацию партизанского отряда (может быть первого в истории Лужского края – авт.). Как доносил новгородский воевода: «Собрався … из иных из окольных деревень… крестьяне с ружьем человек с 40 за ними (шведами – авт.) ходили».

Крестьянский отряд не посрамил себя в отличие от отряда, посланного ему на помощь тесовским воеводой князем Богданом Елецким и состоящего из 40 человек «дворян и детей боярских». Последние, достигнув Перечиц и не встретя врага, «дальше продвигаться не рискнули «для того, что те неметцкие люди пошли назад за рубеж крепкими месты и в тех местех чаяли у них больших неметцких людей». Преследовать врага, чтобы отбить своих, пришлось одному крестьянскому отряду, которого не устрашила возможность встречи с «большими неметцкими людьми».

Церковь в Перечицах была восстановлена, скорее всего, в начале XVIII века. Во всяком случае ее исповедальные росписи нам известны с 1737 г. В них мы встречаем имена уже знакомого нам Андрея Павловича Пушкина (см.. дер. Берег) и его родителей: к тому времени умершего Павла Пушкина и его супруги, сорокалетней Анны Воиновны (урожд. Муравьевой). Самому Андрею Павловичу в 1737 г. было, как значится в исповедальной книге, 5 лет, что значительно расходится с общепринятой датой его рождения в 1728 г.

Перечицы были вотчиной этой линии Пушкиных с 1570-хгг. Не исключено, что одним из сожженных шведами в Перечицах помещичьих дворов была усадьба деда Андрея Павловича Пушкина – Кирилла Ильича.

Брак Елизаветы Абрамовны Ганнибал с Андреем Павловичем Пушкиным был совершен в 1754 г. Так, впервые, за 42 года до свадьбы родителей А.С. Пушкина, род Ганнибалов соединился с родом Пушкиных. Более того, этим же браком было заложено сближение старшей и младшей ветвей самого пушкинского рода. Дело в том, что представители старшей ветви Пушкиных оказались на поместьях в Новгороде «и в силу сложившихся исторических судеб, они долгое время служили не московским государям, как предки поэта, а новгородским не то что князьям, но даже владыкам. От этой, хотя и старшей ветви, остальные Пушкины пытались отмежеваться как от захудалой», говоря «А мы… новгородцами… быти не хотим, и ими не считаемся, а считаемся мы своею лествицею», т.е. родословной» (В.П. Старк).

Андрей Павлович Пушкин выходит в отставку в 1762 г., в чине подполковника и последние годы своей жизни проживает в своей перечицкой усадьбе. Если верить исповедальным росписям, то умер он еще не достигнув 40-летнего возраста. Относительно его ранней смерти в обществе, и особенно среди его родни, ходил довольно мрачный слух. В его смерти обвиняли его жену, дочь арапа Петра Великого – Елизавету Абрамовну. Считали, что он был убит в Перечицах, ею ли самой, или по ее наущению мужиками. Правда, несмотря на всю тяжесть такого обвинения «следствия о том убийстве не было».

Сама Елизавета Абрамовна – двоюродная бабушка поэта намного пережила своего несчастного супруга. Как недавно стало известно, она умерла 27 ноября 1815 г. и была погребена в Перечицах вблизи Георгиевской церкви.

Попутно отметим, что пятью годами раньше там же у церкви была похоронена и младшая сестра Елизаветы Абрамовны – Анна, в замужестве Неелова, знакомая нам по Влешковичам и Заплотью (см. выше). Последние годы жизни она прожила в своей усадьбе в селе Большое Замошье, в 3-х верстах к северу от Перечиц. В исповедальных ведомостях перечицкой церкви за 1737 г. встречаем среди владельцев усадища Замошья, имя ее свекрови – Татьяны Яковлевны, 56 лет и дочери последней – Варвары Степановны Нееловой, 19 лет.

Как известно, муж Анны Абрамовны – С.С. Неелов был похоронен на Верхутинском погосте, вблизи нынешней д. Заплотье. Почему же его супруга не оказалась захороненной рядом с ним? Вероятно из-за того, что она умерла 9 (21) апреля, в самое время весеннего бездорожья, когда переправа из Перечиц на другой берег Оредежа еще не была наведена и тело этой дочери Ганнибала было решено похоронить у перечицкой церкви. Большое Замошье оставалось в роду Нееловых еще целое столетие.

По сведениям за 1838 г. в селе Перечицы находилось уже три господских дома, из которых один принадлежал дочери Елизаветы Абрамовны Пушкиной – Елизавете Андреевне, вышедшей замуж за Карпа Афанасьевича Боровского (1754 - ?), уволенного в отставку с чином поручика. У них родилось три дочери: Анна, Мария, Александра, но ни одной из них не пришлось стать владелицей Перечицкой усадьбой.

Две другие господские усадьбы принадлежали: некоей «Федоровой и дочери ее майорше Пущиной» и титулярному советнику И.В. Козловскому. Последний «откупил у остальных владельцев все части села… построил к западу от усадьбы мельницу, завел в селе магазин» (Н. Мурашова, Л. Мыслина).

К началу XIX в. церковь в Перечицах заметно обветшала. По этой причине местные помещики из числа прихожан (перечицкий приход был образован в 1779 г.) обратились в губернские церковные инстанции с ходатайством разрешить им построить в Перечицах каменный храм взамен ветхой деревянной Георгиевской церкви. Но это намерение осталось неосуществленным.

В 1847 г. Козловский продает перечицкое имение, куда входила (читатели наверно помнят) и уже рассмотренная нами пустошь Минкино (см. Каменка), действительному статскому советнику Андрею Филипповичу Оболенскому, профессору Царскосельского лицея.

Благодаря А.С. Пушкину нам интересно все, что связано с историей Царскосельского лицея, тем более, если это касается таких по своему приметных личностей, каким был А.Ф. Оболенский (1793 – 1871). В «Русском биографическом словаре», где ошибочно указана дата его рождения – 1789 г., называется его происхождение из духовного звания. Следовательно, Андрей Филиппович не принадлежал ни к одной из ветвей княжеского рода Оболенских, как на это указывают некоторые дореволюционные справочники.

А.Ф. Оболенский перешел на службу в Лицей в 1816 г., за год до первого, т.е. пушкинского, выпуска. С 1817 г. он занимает должность профессорского помощника, с 1826 – адъюнкт профессора и в 1833 – 1861 гг. находится в звании профессора нравственных наук, читая лекции по гражданскому и финансовому праву, вопросам общественного благоустройства и благочиния, выйдя в отставку в 1861 г. По ряду авторитетных отзывов, например, академика К.С. Веселовского, бывшего лицеиста, лекции Оболенского строились в расчете на доступность для слушателей, «это был бесспорно умный и знающий человек», лицеисты слушали его внимательно и охотно. Правда, некоторым казалось, что свои предметы Оболенский читал «наискучнейшим образом».

Нам кажется, что недоброжелательных мнений об Оболенском было бы намного меньше, не доведись ему долгий срок вместе с профессорством быть лицейским инспектором, с 1829 по 1843 гг.

Надо отметить, что к 1830-м годам Лицей был совсем другим, чем во времена А.С. Пушкина. Лицейская республика осталась в прошлом. В 1822 г. «железная рука Аракчеева» передала Лицей Управлению военно-учебных заведений. Обстановка в лицее становилась все более казарменной. В обязанность инспектора и гувернеров вменялось «иметь внимательное наблюдение» за нравственностью лицеистов и «почасту внушать воспитанникам, … что вежливость и знание приличий есть первый признак образованности». А.Ф. Оболенский, который, по словам все того же академика Веселовского «был добрым человеком» старался усердно следовать этим предписаниям, чем, конечно же, вызывал негодующую реакцию не только у части своих подопечных, но и у бывших лицейских наставников, например, отставного директора лицея Е.А. Энгельгардта. Последний писал соученику Пушкина – В.Д. Вольховскому, что ныне лицеем «управляет Оболенской, низкий фарисей, основывающий все воспитание на постыдной системе подслушивания за дверьми, на изловлении и краже записочек по ящикам, и даже доходил до того, что приучивал воспитанников делать тайные доносы на товарищей».

Подобную характеристику Оболенскому дает и М.Е. Салтыков-Щедрин. На этом фоне выделяется некролог, написанный на смерть А.Ф. Оболенского неизвестным автором из бывших лицеистов. В нем Оболенский назван «одним из краеугольных камней лицея», освещается его деятельность по выходе в отставку, когда он поселился в Перечицах, где занялся «хозяйством и архитектурными постройками». Здесь он выбирается в мировые посредники, затем, передав посреднические полномочия своему сыну Николаю Андреевичу, становится мировым судьей, «потом общий глас выбрал его в председатели съезда мировых судей». Следующие фразы звучат подобно апофеозу: «Всегдашний враг одной формалистики Андрей Филиппович любил дело, а не одну только форму. Девиз его жизни был: «не только слыть, но и быть». Поистине, мнения о человеке сложно подвести под один общий знаменатель.

Правда, у нас есть веские основания считать, что данный некролог написал никто иной, как младший сын А.Ф. Оболенского – Владимир, с 1888 г. ставший владельцем наследственного поместья в Перечицах. Он был лицеистом 1841 г. выпуска, закончил лицей с серебряной медалью, служил чиновником особых поручений при Главном управлении Западной Сибири, в 1852 г. в Ялуторовске встречался с находящимся там на поселении И.И. Пущиным, который писал об этой встрече к своему лицейскому другу Ф.Ф. Матюшкину «на днях у меня был Оболенский, он сын того, что был в Лицее инспектором… С ним я потолковал о старине, забросал я его вопросами местными.. Ему теперь только 32 года…».По нашему мнению,под "вопрсами местными"скрывается намёк на то,что Пущин расспрашивал Оболенского о положении своих товарищей-декабристов,отбывающих ссылку в западно-сибирских краях.

Оболенскпие тщательно следили за состоянием перечицкого храма. А.Ф. Оболенский в 1858 г. капитально поновил старый храм Его сын Владимир, будучи председателем приходского совета, состоящего из 20 человек, внес значительную сумму из собственных средств на постройку в Перечицах новой церкви. Церковь сначала хотели построить каменной. Ее проект заказал уже знакомый нам купец В.Ф. Каменский, земли которого были не только в соседнем имении Каменка (см. выше), но и в самих Перечицах. Проект каменной перечицкой церкви был выполнен в 1892 г. архитектором Н.В. Дмитриевым при участии гражданского инженера Чижова [Н.К. - ?], выполнившего генеральный план участка между берегом реки и идущей вдоль нее деревенской улицей. Однако, через год Каменский испросил разрешения поставить церковь по данному проекту не в Перечицах, а при своей мызе «Каменке». Для Перечиц Н.В. Дмитриев разработал новый, на этот раз деревянный храм, который был построен в середине 1890-х гг. О ее создателе архитекторе Н.В. Дмитриеве мы уже сообщали в сведениях о храме в Каменке.

В 1901 г. новую перечицкую церковь обнесли оградой, в 1905 г. изнутри и снаружи обшили тесом.

К сожалению, изображений как старой, так и новой церквей в Перечицах нами не обнаружено. Приводим данные о новом перечицком храме по его беглому описанию начала ХХ в.: «Церковь деревянная, новая, однопрестольная, внутри и с наружи чиста, обнесена деревянной оградой с каменными столбами и на каменном фундаменте. Утварью бедна… Приходское Попечительство, кажется, обременено долгом в несколько сот рублей, в каковой впало при постройки церкви. Священник (Василий Ильинский – авт.) в воскресные дни вечером не служит, бесед внеслужебных с народом не ведет… Пенье (церковного хора – авт.) удовлетворительно, но по Перечицам, как дачной местности, желательно и возможно лучше. Священник Ильинский склонен к самовосхвалению и суетлив, внушает мало доверия… Церковный староста… усерден». Здесь же сообщается, что в приходе было 6 часовен и 2 школы: земская в самих Перечицах и «церковно-приходская при приписной церкви (в Жельцах, на ст. Преображенская, ныне Толмачево – авт.). Ученики земской Перечицкой школы отвечали слабо».

Церковь стояла на пересечении двух дорог на берегу реки. Напомним, что возле еще старого перечицкого храма М.П. Мусоргский мог наблюдать сцену объяснения юродивого с сельской красавицей, что легло в основу его музыкальной пьесы «Светик Савишна» (см. Каменка). В 1930-е годы службы в церкви прекратились, иконы уничтожили, в церкви сделали клуб. «Немцы устроили в церкви конюшню» (по рассказам старожилов, записано в 1988 г. – авт.). При их отступлении церковь сгорела. Ныне от нее сохранились лишь остатки фундамента, вокруг которых заметны остатки старого кладбища. Старые могильные плиты, в т.ч. и с именем А.Ф. Оболенского, лежат в фундаментах некоторых деревенских домов «и в углах фундамента здания библиотеки». Из старых построек села выделяется каменный дом бывшего трактира, где в послевоенное время устроили клуб.

На месте усадьбы Оболенских, где также мог бывать Мусоргский, и усадебного парка разрослась светлая березовая роща. Еще недавно в ней легко было найти т.н. «семейное дерево», на котором благодаря искусству садовника, семь деревьев росло из одного ствола.

Березы заполоняют всю территорию верхней террасы, подступают к ее обрыву, спускаются вниз по склону. Отсюда открывается широкая панорама оредежских берегов и заречных далей. Особенно хорошо здесь сухим осенним днем. Именно в это время воспоминания о Ганнибалах, Пушкиных, Оболенских проявляются здесь особенно ярко, вызывая восприятие перечицких рощ как нечто близкое михайловскому или суйдинскому паркам, заветным «лицейским садам».